Пиковая дама

А.С.ПУШКИН

"ПИКОВАЯ ДАМА"

МИСТИЧЕСКАЯ ДРАМА В ДВУХ ДЕЙСТВИЯХ

ИНСЦЕНИРОВКА, МУЗЫКАЛЬНОЕ ОФОРМЛЕНИЕ- А.В. ДОРОНИН
ХУДОЖЕСТВЕННОЕ ОФОРМЛЕНИЕ- Л.Е.ДОРОНИНА

РУССКИЙ ДРАМАТИЧЕСКИЙ ТЕАТР, Г.ЧЕБОКСАРЫ
2024

ПИКОВАЯ ДАМА, ЯВИСЬ!

Автор: Мария Митина

Анекдот о трех картах Александру Пушкину рассказал его друг Сергей Голицын — балагур и душа компании, чьи шутки всегда были залогом хорошего настроения. Уже позднее из него выросла повесть, а изначально писатель просто рассмеялся и не придал услышанному особого значения.

В ГОСТЯХ У "ПИКОВОЙ ДАМЫ". НА ВОЛГЕ

Автор: Сергей Ильченко

Алексей Доронин был прежде мне известен как постановщик. Но его спектакль в Русском драматическом театре Чебоксар открыл имя режиссера, который, с одной стороны, прекрасно понимает: что, зачем и как он создает на сцене. А, с другой, умело и неожиданно использует, как возможности профессионально крепкой труппы и так и особенности сценической площадки, предоставленной в его распоряжение.

"ИНТЕРВЬЮ"

"ПИКОВАЯ ДАМА"

doronin.dram@yandex.ru

Контактные данные

Имя *

Телефон *

Отправка формы

Подтвердите, что вы не робот

или нажмите Enter

БОЛЬШЕ, ЧЕМ ИСПОВЕДЬ.
АЛЕКСЕЙ ДОРОНИН О ТОЛСТОМ
И О СПЕКТАКЛЕ "ОТЕЦ СЕРГИЙ"

В Тульском академическом театре драмы громкая премьера — «Отец Сергий» по одноименной повести Толстого. Прекрасная возможность поговорить с постановщиком спектакля Алексеем Дорониным о творчестве нашего великого земляка, а также о человеческих ценностях, грехе и святости, добре и зле. Собственно, о том, что и составляет философию повести, которую сам Толстой даже не решился при жизни никому показать.

Толстой писал про себя

Сергей Гусев, tula.aif.ru: Алексей, есть вопрос, который, наверное, задает себе каждый режиссер, который берется за столь значимые истории. Чем «Отец Сергий» может быть интересен сегодняшнему зрителю? Ведь многие его поступки и даже мотивы поступков нам сейчас не очень понятны.

Алексей Доронин: все-таки человеческие опорные точки не меняются. Герой Толстого, как и сам автор, пытался справиться со злом, которое есть в человеке, посредством добра, которое также имеется в человеке же. И основной конфликт в том, что человек не способен самостоятельно этому противостоять. Примером тому является тот мир, в котором мы сейчас живем, где в разных частях планеты постоянно возникают бесконечные войны, конфликты и так далее. Человеку нужен некий третейский судья, некая идеальная субстанция. метафизическая и чудотворная.

— Каково вообще переводить в сценическое действие прозу Толстого? В «Отце Сергии», например, диалогов очень мало.

— Конечно, это непросто. Тем более, «Отца Сергия». Основная проблема была в том, как передать минимализм, аскетизм прозы Толстого и при этом абсолютную его психологическую достоверность.

— Есть версии этой повести в кино. А было ли что-то похожее в театре?

— Может где-то и шло, не знаю. Это не такой расхожий текст, который стремятся все делать. Он очень пограничный. Здесь можно свалиться в совершенно непотребную сторону и поставить спектакль про плохих священников. А текст, конечно, не про это. Толстой писал про себя, просто в завуалированной форме. В «Отце Сергие», мне кажется, он пришел в какой-то тупик собственной системы, и поэтому, может, повесть не напечатал. Потому что слишком портретно. Может даже больше портретно, чем Лёвин в «Анне Карениной». На мой субъективный взгляд. Поэтому рукопись и лежала под обивкой стула, как и некоторые его дневниковые записи. Это его внутренняя исповедь. И даже больше исповедь, чем «Исповедь». Он себя мучил этим, и, конечно, он очень непростой человек. У него много таких вещей. «Крейцерова соната» — тоже зеркало, в которое можно и нужно посмотреть.

— Может, даже, еще более морализаторское.

— А что у него не морализаторское? В какой-то степени, это везде присутствует в его произведениях. А в поздних-то в полной мере.

— «Война и мир», например.

— Если пропускать отвлеченные рассуждения о том, как ужасна война и какое небо над Аустерлицем, может быть. В этом произведении тоже можно много найти от самого автора. Мне кажется, Толстой актуален еще и тем, что он не заигрывает с собой. Он предельно к себе честен, жесток и он склонен давать ответы. А время сейчас, мне кажется, ответов. И если говорить парадоксальными вещами, то в какой-то степени спектакль — это апология Христа. Что в отношении с Толстым как бы совершенно невозможно. Но это так.

В поисках зеленой палочки

— Инсценировку «Отца Сергия» изначально замыслил Дмитрий Краснов. Что изменилось, по сравнению с его видением? И изменилось ли? У каждого автора свое ведь видение.

— Сохранилась несколько песенных лейтмотивов. В принципе сам воздух сохранился, открытое пространство, принцип воспоминаний главного героя. Но инсценировка изменена, потому что инсценировка — это и есть идея. В ней заложена концепция режиссера. Она очевидно отличается. Я искал другие исходные события. В той инсценировке все начиналось с греха, совершенного с Марьей, который висит якорем в жизни главного героя. Я предположил, что дело не в этом, пошел дальше. Думал, что его держит вина перед Пашенькой, над которой они в детстве смеялись. Осталось чувство вины перед ней. Но потом понял, что если это Толстой, значит надо идти к Толстому, к его зеленой палочке, к брату Толстого Николке, которого он так любил и которому подражал. Вот так возник это рефрен с детьми, зеленая палочка, поиск радости. Так в спектакле возник текст самих воспоминаний о зеленой палочке.

— С актерами легко находили общий язык?

— Не могу сказать, что были какие-то сложности. Я уже знал труппу и знал кто что будет играть. В целом мне было комфортно работать. Какие-то сцены я даже писал под конкретных актеров.
К моменту, когда возникло предложение о постановке, я только перечитал еще раз «Воскресение». Так совпало. Перечитал до этого три тома Басинского. Можно сказать, был хорошо подкован и начитан о пути Толстого. В спектакле, правда, я немножечко смухлевал. Все-таки Толстой отвергал Христа богочеловека и считал, что это больше философ. Мой же камертон был лик Христов. Именно та икона, которая фигурирует в конце спектакля. Я все-таки в конце позволил себе примирить Льва Николаевича и Русскую православную церковь.

— Хотя в самом спектакле икон нет. Вернее есть, но это иконы, у которых вместо образов святых — ничего, пустое место. Так и хотели изначально?

— Этого не было. Идея с иконами, какие-то другие элементы возникли в процессе обсуждения с художником-постановщиком Ириной Блохиной.

Сейчас бы Толстой многое переосмыслил

— Вообще говоря, каяться в повести можно было не только Касатскому. Он ведь хотел добиться быстрой связи с женщиной света, и это ему удалось. В общем, там все друг друга стоят.

— В первом акте есть развернутая пьяная сцена, где появляется Анна Маковкина, соблазнительница монаха. Для чего эта сцена возникла? Чтобы показать среду, из которой она вышла. Во-первых, показать отношение к женщине в этой среде и корни ее. Тем более Толстой всегда обвинял среду, особенно в той же «Крейцеровой сонате». Среда воспитывает этих женщин, которые занимаются продажей себя. Но, конечно, он все это рассматривает с мужской точки зрения.

— У Толстого вообще ведь ярких самостоятельных образов женщин немного.

— Потому что женщины у него всегда жертвы социума, и Анна Каренина один из ярчайших этому примеров. Положение женщины тогда было совсем другое. Выходили замуж за обеспеченных, состоятельных мужчин, потому что положено, чтобы человек имел за душой капитал. Выйти по любви невозможно. У Софьи Андреевны Берс были какие-то платонические отношения до Толстого, но Толстой — выгодная партия. Состоятельный, писатель, офицер, герой севастопольской кампании. Конечно, она выбрала его; желая того или не желая. Хотя боялась, наверное, того, что предстоит. Это ведь взрослый состоявшийся мужчина, еще и нечистый. Он же дал ей свои дневники почитать. Она почитала и ужаснулась.

— Опять же нельзя не думать о том, что сейчас бы все выглядело совсем по другому.

— Многие и сейчас умудряются загонять себя в то же положение, которое было при Толстом. Сожительство, соблудие. Соглашаются на роль какой-то приживалки и живут так, довольствуются, не задумываясь как им будет стыдно перед собой и что с ними произойдет, когда они встретят своего мужчину. К разговору об этом спектакле — это как раз первая сцена первого акта.

— С другой стороны, Толстой бы, наверное, с ума сошел от сегодняшней жизни.

— Думаю, он бы многое переосмыслил, погрузившись в подробности того, как мы жили все последующее после него время. Возможно, сам бы возопил ко Христу.

— Какие ожидания после премьеры? На два премьерных показа свободных мест в зале не было.

— Ожидаю, чтобы на этот спектакль приходил зритель. И вообще, чтобы люди приходили в театр не коньяку попить в буфет, а за каким-то разговором. Все-таки театр, который все время развлекает, выступающий в виде скомороха, рано или поздно перестают уважать. Зрители должны быть готовы к диалогу. Нет людей просто пошлых, темных, необразованных или нечутких. Все люди чуткие, за каждым страшно тяжелая, своя, интересная биография, и к любому можно пробиться. И только этим и стоит заниматься. Иначе тогда зачем это все?

Автор: Сергей Гусев

Спасибо за заказ

Ваш заказ принят в обработку.

Мы свяжемся с вами в ближайшее время.

Режиссер из Москвы поставил в Русском драмтеатре повесть Пушкина

Анекдот о трех картах Александру Пушкину рассказал его друг Сергей Голицын — балагур и душа компании, чьи шутки всегда были залогом хорошего настроения. Уже позднее из него выросла повесть, а изначально писатель просто рассмеялся и не придал услышанному особого значения. Конечно, в процессе работы над «Пиковой дамой» незатейливый сюжет был «докручен», обретя трагическое звучание с нотками фатальности и мистицизма, но легкий флер юмора все-таки остался. Есть он и в постановке Русского драматического театра, премьера которой прошла в минувший четверг.

Один из самых ярких эпизодов спектакля, заставивший школьников сначала захохотать, а потом завизжать от ужаса — вызов Пиковой дамы, когда в тройке служанок, заразительно сыгранных молодыми актрисами труппы Екатериной Апполоновой, Анастасией Сабанчеевой и Татьяной Борисовой, многие узнали друг друга. А ведь, действительно, все мы в детстве хотя бы раз, оставшись дома одни, воображали себя экстрасенсами, прильнув к зеркалу и заговорщицки шепча таинственные заклинания: «Пиковая дама, явись!..»

Повествование вообще получилось действенным, ритмичным, по-хорошему рельефным и картинным. Оно очень ровно ложится «на глаз», и в этом его особое обаяние и манкость, поскольку встречают, как известно, по одежке.
Многие режиссеры любят изматывать зрителя, углубляясь в дебри философских размышлений и «закапываясь» в собственных выводах и подтекстах. Москвич Алексей Доронин этого не делает. Быть может, потому что сейчас ему практически столько же лет, сколько было Александру Сергеевичу на момент написания произведения — тридцать с небольшим, когда думается легко, свободно, без пафоса. Например, в отличие от автора одноименной оперы Петра Чайковского, который перевел довольно бытовую пушкинскую историю из физической плоскости в духовную, а Германна оправдал и превратил в настоящего страдальца, постановщик, наоборот, спускает нас с небес на землю. И нет, вовсе не в мыслях о Лизе игрок проводит последние минуты спектакля, как бы нам этого не хотелось. Карты, все те же карты — единственное, что тревожит его помутившийся разум.

«История циклична, меняется только форма головных уборов, — считает Алексей Доронин. — Поэтому тема «Пиковой дамы» всегда актуальна. А все эти исторические костюмы и архитектурные элементы, которые зритель видит на сцене — лишь стилистический антураж, определяющий дух пушкинского времени».

Кстати, образ Германна выходит на передний план лишь во второй половине инсценировки, точнее, в ее третьей четверти. Режиссер неслучайно приберегает героя «на сладкое»: именно в этом месте, по мнению искусствоведов, расположена «точка золотого сечения». Впервые мы ощущаем характер персонажа в сцене диалога со старой Графиней, где стихийно, стремглав происходит смена нескольких психических состояний. Дешевое заискивание, лютое негодование, трусливый страх, животная паника… В трактовке Александра Смышляева это некая бомба замедленного действия, аневризма, разрыв которой приводит к кровоизлиянию в мозг. Актер не просто включается в нужный момент, поскольку такова установка режиссера, а методично доводит себя до эмоционального извержения, напитываясь материалом предыдущих картин и терпеливо накапливая энергию.

О Лизе этого не скажешь, ее портрет показан сразу в цвете, вернее, в многоцветье. Диана Яковлева говорит о судьбе своей героини прямодушно и открыто, не стесняя себя в проявлении чувств и открывая в образе все новые и новые стороны, так что к финалу он переливается, как бриллиант дорогой огранки. И вот уже понурая голова на точеной шее, безропотно согнутой подобно травинке, ощущающей собственное бессилье перед грозовым ветром, упрямо поднимается. Голос перестает дрожать, в его интонациях слышатся власть, непреклонность и даже бунтарство, доселе тонкий тембр омрачается низкими грудными тонами. Взгляд наполняется звериной яростью и жаждой отмщения за все несправедливости жизни. Такой мы видим девушку в минуты разговора с Павлом Томским в исполнении Александра Володина, когда она понимает, что ее отношения с Германном — уже не тайна. А сколько неги, чувственности и томной замедленности шага в коротких сценах свиданий с ним! Жестикуляция, мимика, очертания фигуры, из которой вдруг исчезла прежняя угловатость, и она безвольно обмякла под напором страсти, поднимающейся изнутри мощной неукротимой волной… Все другое. Мы и предположить не могли, что эта дикарка, заморыш с бледным лицом, стиснутыми губами и скованностью движений, каковой Лиза появляется в экспозиции образа, способна быть такой.

Одна из наиболее сильных сторон спектакля — работа с пространством. Художник Людмила Доронина намеренно сужает сцену, воздвигая прямо посередине декорацию в виде стенки и как бы разрезая ее напополам. И даже когда она разъезжается в разные стороны, дышать не легче. Ее части преграждают путь в кулисы, создавая ощущение тесноты и замкнутости. Так что герои Леонида Казимира, Дениса Латышева, Александра Тырлова, Сергея Куклина, Александра Шаповалова и Станислава Мишина словно оказываются запертыми в коробке.

В постановке многое решено через пластику. От безмолвных проходок из кулисы в кулису, когда перед нами то похоронная процессия, то безликая уличная толпа, до Графини. С ее вхождением в пространство у сценической материи словно начинает пульсировать в висках, и причина тому — монотонный вальсовый аккомпанемент с эффектом заевшей пластинки, который оказывается лейтмотивом персонажа. Бас и аккорды нервно топчутся на месте, мелодии и вовсе нет, что откровенно указывает на духовную пустоту. Но, несмотря на это, образ многомерен и полифоничен, то есть представляет собой переплетение контрастных, не уступающих друг другу по выразительности линий. И суть не столько в разности пластического штриха, посредством которого Юлия Дедина и Лариса Родик рисуют Графиню в молодости и старости, сколько в метафоричности этой образной комбинации. Поскольку еще одно визуальное воплощение Анны Федотовны — кукла, которую герои то и дело берут на руки, центральным символов спектакля можно назвать триединство мироздания. Согласно закону о нем, у каждой души есть положительная, отрицательная и нейтральная составляющие. А вот правда это или вымысел, и что бывает, когда одно доминирует над другим, зрители должны рассудить сами.

Автор: Мария Митина

В ГОСТЯХ У «ПИКОВОЙ ДАМЫ». НА ВОЛГЕ

Юбилейный пушкинский год предоставил любителям театра и поклонникам «солнца русской поэзии» уникальную возможность не только оживить собственные воспоминания и представления от встречи с его наследием, но и воочию увидеть очевидное. А заключается эта ценность в том, что даже известное и прочитанное у Александра Сергеевича прежде, вдруг начинает играть совершенно неожиданными красками и новыми смыслами. И в этом ряду открытий нынешнего года, несомненно, «Пиковая дама».

В Чебоксары за сенсацией

Когда я узнал, что Русская драма в столице Чувашии решила отметить 225-летие со дня рождения гения постановкой самой загадочной повести классика, то сначала просто-напросто удивился. А затем стал с нетерпением ждать встречи. Тем более ч о с русской классикой у моего давнего знакомого и дружественного театрального коллектива вполне паритетные творческие отношения. Нетерпение усиливалось множественными зрительскими воспоминания о даме пик – от оперы Петра Ильича до спектакля другого Петра – Фоменко, с Людмилой Максаковой в роли старой графини. Не говоря уже о резкой и оригинальной версии Мейерхольда 1930-х годов, в основу которой была положена все-таки опера.

Удивление за удивлением

Спектакль был выигран в тот момент, когда режиссер решил в буквальном смысле слова «оживить» ту самую графиню, подарив Ларисе Родик поистине бенефисную роль. Ее героиня – центральный персонаж всей многофигурной композиции постановки в Русской драме. От нее тянутся нити ко всем остальным персонажам, которые вьются вокруг нее роем – от племянника Томского (Александр Володин) до воспитанницы Лизаветы Ивановны (Диана Яковлева). И уж, конечно, искренние аплодисменты режиссеру, который изобрел почти чеховский ансамбль служанок (Татьяна Борисова, Екатерина Апполонова и Анастасия Сабанчеева). Именно через них проникает в спектакль тема гаданий на суженого и ожидания изменения участи, что расширяет смысл происходящего на сцене зрелища. Именно через них усиливается тема мистики и страхов, когда незримая день колдовства в духе а-ля Дракула мелькает из-за той самой стены, перегородившей сцены параллельно рампе.

Графиня помолодела. И похорошела

Еще одно удивление на грани восхищения – появление в спектакле Алексея Доронина явно помолодевшей графини Анны Федотовны Томской. Прежде, сей персонаж мелькал где-то на периферии повествования о трех картах, которые графиня узнала ценой одного рандеву. Эту роль мистической обольстительницы была поручена Юлии Дениной, которая блистательно с ней справилась, соединив в характере своей героини шарм молодой женщины в соответствующем изысканном декольтированном платье из века восемнадцатого со вполне явными манерами дамы «приятной во всех отношениях». Она явно осведомлена о том, как добиться от любого мужчины желаемой выгоды. В нынешнем спектакле этот мужчина и есть тот самый граф Томский (Александр Тырлов), которому противостоит другой граф – Сен-Жермен Денис Латышев). И наша дама полусвета совершает свой точный и оправданный выбор.
В конце концов, по партитуре спектакля случается очевидное: именно «молодая» Анна Федотовна, материализуясь наяву, соблазняет беднягу Германна мифом о трех картах. И его уже после столь очевидной капитуляцией перед обеими графиня уже не остановить. Так он и вливается в ту самую мужскую компанию игроков, у каждого из которых свой характер, свои отношения с каратами. Что у Нарумова (Леонид Казимир), что у Сурина (Александр Шаповалов), что у Чекалинского (Сергей Куклин). Они все разные и непохожи один на другого (когда как в других постановках компания игроков не была дифференцирована). И в этом разнообразии мужских характеров еще более явно выделяется непохожесть одержимого страстью к терм картам самого Германна.

Бедный Германн!

Настала пора вспомнить о главном герое, в образе которого мне явился Александр Смышляев, актер широкого жанрового диапазона, но до сих пор незнакомый как исполнитель ролей мистически зависимых персонажей. В «Пиковой даме» его Германн вызывает не ужас и страх, а сочувствие и сострадание. Артисту удалось передать со сцены в сюжете, знакомым многим, то что раньше как-то осталось на периферии его героя, о котором все слышали фразу – «с профилем Наполеона и душой Мефистофеля». Только вот у Германна, сыгранного Александром Смышляевым, нет ни того, ни другого. Он просто несчастный человек, которого все эти россказни и предания вкупе с женщинами и сбили с пути истинного. За это и приходит расплата в виде психиатрической лечебницы. От такого Германна – прямая дорога к Акакию Акакиевичу Башмачкину (см. «Шинель» Н.В. Гоголя).

Дама оказалась на месте.

Версия Русского драматического театра оказалась едва ли не самой интересной из того числа пушкинских юбилейных постановок, которые уже довелось увидеть. Но Пушкин все же не отпускает ни меня, ни моих друзей с берегов Волги. Уже объявлено директором театра Дмитрием Капустиным, что впереди у его коллектива грядет новая пушкинская премьера ввиду выигранного на эти цели соответствующего федерального гранта. Успешный опыт освоения «Пиковой дамы» может оказаться здесь весьма кстати. Название будущего спектакля также привлекает – «Станционный смотритель». У меня есть догадки относительно того, кто мог бы сыграть Самсона Вырина. Но я предлагаю подождать до премьеры. Ведь терпение – истинная добродетель завзятого театрала.

Сергей Ильченко

Чебоксары – Санкт-Петербург