Л.Н.ТОЛСТОЙ
"ОТЕЦ СЕРГИЙ"

ДРАМА В ДВУХ ДЕЙСТВИЯХ

ДРАМАТУРГИЧЕСКАЯ ВЕРСИЯ-
О.ПОГОДИНА-КУЗМИНА/
А.В.ДОРОНИН МУЗЫКАЛЬНОЕ ОФОРМЛЕНИЕ- 
А.В. ДОРОНИН
СЦЕНОГРАФИЯ- И.БЛОХИНА
КОСТЮМЫ- Е.ПОГОЖЕВА
БАЛЕТМЕЙСТЕР- В.СУХОВ

ТУЛЬСКИЙ АКАДЕМИЧЕСКИЙ ДРАМАТИЧЕСКИЙ ТЕАТР 

ИМ. М. ГОРЬКОГО

2023



СТРАСТЬ, ГОРДЫНЯ И ПОХОТЬ. 
Автор: Сергей Гусев

История конфликта человеческого духа и плоти была опубликована только через год после смерти писателя. Уже тогда она вызвала немалые споры. Да и сейчас терзания старца, не справившегося со своими пороками, выглядят очень противоречивыми, а потому актуальными. На примере чужой судьбы можно попытаться понять, что не так в тебе самом.

БОЛЬШЕ ЧЕМ ИСПОВЕДЬ
Автор: Сергей Гусев

В Тульском академическом театре драмы громкая премьера — «Отец Сергий» по одноименной повести Толстого. Прекрасная возможность поговорить с постановщиком спектакля Алексеем Дорониным о творчестве нашего великого земляка, а также о человеческих ценностях, грехе и святости, добре и зле. Собственно, о том, что и составляет философию повести, которую сам Толстой даже не решился при жизни никому показать.


"ОТЕЦ СЕРГИЙ" АКТ ПЕРВЫЙ
"ОТЕЦ СЕРГИЙ" АКТ ВТОРОЙ

doronin.dram@yandex.ru

Контактные данные
Отправка формы
Подтвердите, что вы не робот
или нажмите Enter
БОЛЬШЕ, ЧЕМ ИСПОВЕДЬ. 
АЛЕКСЕЙ ДОРОНИН О ТОЛСТОМ 
И О СПЕКТАКЛЕ "ОТЕЦ СЕРГИЙ"

В Тульском академическом театре драмы громкая премьера — «Отец Сергий» по одноименной повести Толстого. Прекрасная возможность поговорить с постановщиком спектакля Алексеем Дорониным о творчестве нашего великого земляка, а также о человеческих ценностях, грехе и святости, добре и зле. Собственно, о том, что и составляет философию повести, которую сам Толстой даже не решился при жизни никому показать.

Толстой писал про себя


Сергей Гусев, tula.aif.ru: Алексей, есть вопрос, который, наверное, задает себе каждый режиссер, который берется за столь значимые истории. Чем «Отец Сергий» может быть интересен сегодняшнему зрителю? Ведь многие его поступки и даже мотивы поступков нам сейчас не очень понятны.


Алексей Доронин: все-таки человеческие опорные точки не меняются. Герой Толстого, как и сам автор, пытался справиться со злом, которое есть в человеке, посредством добра, которое также имеется в человеке же. И основной конфликт в том, что человек не способен самостоятельно этому противостоять. Примером тому является тот мир, в котором мы сейчас живем, где в разных частях планеты постоянно возникают бесконечные войны, конфликты и так далее. Человеку нужен некий третейский судья, некая идеальная субстанция. метафизическая и чудотворная.


— Каково вообще переводить в сценическое действие прозу Толстого? В «Отце Сергии», например, диалогов очень мало.


— Конечно, это непросто. Тем более, «Отца Сергия». Основная проблема была в том, как передать минимализм, аскетизм прозы Толстого и при этом абсолютную его психологическую достоверность.


— Есть версии этой повести в кино. А было ли что-то похожее в театре?


— Может где-то и шло, не знаю. Это не такой расхожий текст, который стремятся все делать. Он очень пограничный. Здесь можно свалиться в совершенно непотребную сторону и поставить спектакль про плохих священников. А текст, конечно, не про это. Толстой писал про себя, просто в завуалированной форме. В «Отце Сергие», мне кажется, он пришел в какой-то тупик собственной системы, и поэтому, может, повесть не напечатал. Потому что слишком портретно. Может даже больше портретно, чем Лёвин в «Анне Карениной». На мой субъективный взгляд. Поэтому рукопись и лежала под обивкой стула, как и некоторые его дневниковые записи. Это его внутренняя исповедь. И даже больше исповедь, чем «Исповедь». Он себя мучил этим, и, конечно, он очень непростой человек. У него много таких вещей. «Крейцерова соната» — тоже зеркало, в которое можно и нужно посмотреть.


— Может, даже, еще более морализаторское.


— А что у него не морализаторское? В какой-то степени, это везде присутствует в его произведениях. А в поздних-то в полной мере.


— «Война и мир», например.


— Если пропускать отвлеченные рассуждения о том, как ужасна война и какое небо над Аустерлицем, может быть. В этом произведении тоже можно много найти от самого автора. Мне кажется, Толстой актуален еще и тем, что он не заигрывает с собой. Он предельно к себе честен, жесток и он склонен давать ответы. А время сейчас, мне кажется, ответов. И если говорить парадоксальными вещами, то в какой-то степени спектакль — это апология Христа. Что в отношении с Толстым как бы совершенно невозможно. Но это так.


В поисках зеленой палочки


— Инсценировку «Отца Сергия» изначально замыслил Дмитрий Краснов. Что изменилось, по сравнению с его видением? И изменилось ли? У каждого автора свое ведь видение.


— Сохранилась несколько песенных лейтмотивов. В принципе сам воздух сохранился, открытое пространство, принцип воспоминаний главного героя. Но инсценировка изменена, потому что инсценировка — это и есть идея. В ней заложена концепция режиссера. Она очевидно отличается. Я искал другие исходные события. В той инсценировке все начиналось с греха, совершенного с Марьей, который висит якорем в жизни главного героя. Я предположил, что дело не в этом, пошел дальше. Думал, что его держит вина перед Пашенькой, над которой они в детстве смеялись. Осталось чувство вины перед ней. Но потом понял, что если это Толстой, значит надо идти к Толстому, к его зеленой палочке, к брату Толстого Николке, которого он так любил и которому подражал. Вот так возник это рефрен с детьми, зеленая палочка, поиск радости. Так в спектакле возник текст самих воспоминаний о зеленой палочке.


— С актерами легко находили общий язык?


— Не могу сказать, что были какие-то сложности. Я уже знал труппу и знал кто что будет играть. В целом мне было комфортно работать. Какие-то сцены я даже писал под конкретных актеров.
К моменту, когда возникло предложение о постановке, я только перечитал еще раз «Воскресение». Так совпало. Перечитал до этого три тома Басинского. Можно сказать, был хорошо подкован и начитан о пути Толстого. В спектакле, правда, я немножечко смухлевал. Все-таки Толстой отвергал Христа богочеловека и считал, что это больше философ. Мой же камертон был лик Христов. Именно та икона, которая фигурирует в конце спектакля. Я все-таки в конце позволил себе примирить Льва Николаевича и Русскую православную церковь.


— Хотя в самом спектакле икон нет. Вернее есть, но это иконы, у которых вместо образов святых — ничего, пустое место. Так и хотели изначально?


— Этого не было. Идея с иконами, какие-то другие элементы возникли в процессе обсуждения с художником-постановщиком Ириной Блохиной.


Сейчас бы Толстой многое переосмыслил


— Вообще говоря, каяться в повести можно было не только Касатскому. Он ведь хотел добиться быстрой связи с женщиной света, и это ему удалось. В общем, там все друг друга стоят.


— В первом акте есть развернутая пьяная сцена, где появляется Анна Маковкина, соблазнительница монаха. Для чего эта сцена возникла? Чтобы показать среду, из которой она вышла. Во-первых, показать отношение к женщине в этой среде и корни ее. Тем более Толстой всегда обвинял среду, особенно в той же «Крейцеровой сонате». Среда воспитывает этих женщин, которые занимаются продажей себя. Но, конечно, он все это рассматривает с мужской точки зрения.


— У Толстого вообще ведь ярких самостоятельных образов женщин немного.


— Потому что женщины у него всегда жертвы социума, и Анна Каренина один из ярчайших этому примеров. Положение женщины тогда было совсем другое. Выходили замуж за обеспеченных, состоятельных мужчин, потому что положено, чтобы человек имел за душой капитал. Выйти по любви невозможно. У Софьи Андреевны Берс были какие-то платонические отношения до Толстого, но Толстой — выгодная партия. Состоятельный, писатель, офицер, герой севастопольской кампании. Конечно, она выбрала его; желая того или не желая. Хотя боялась, наверное, того, что предстоит. Это ведь взрослый состоявшийся мужчина, еще и нечистый. Он же дал ей свои дневники почитать. Она почитала и ужаснулась.


— Опять же нельзя не думать о том, что сейчас бы все выглядело совсем по другому.


— Многие и сейчас умудряются загонять себя в то же положение, которое было при Толстом. Сожительство, соблудие. Соглашаются на роль какой-то приживалки и живут так, довольствуются, не задумываясь как им будет стыдно перед собой и что с ними произойдет, когда они встретят своего мужчину. К разговору об этом спектакле — это как раз первая сцена первого акта.


— С другой стороны, Толстой бы, наверное, с ума сошел от сегодняшней жизни.


— Думаю, он бы многое переосмыслил, погрузившись в подробности того, как мы жили все последующее после него время. Возможно, сам бы возопил ко Христу.


— Какие ожидания после премьеры? На два премьерных показа свободных мест в зале не было.


— Ожидаю, чтобы на этот спектакль приходил зритель. И вообще, чтобы люди приходили в театр не коньяку попить в буфет, а за каким-то разговором. Все-таки театр, который все время развлекает, выступающий в виде скомороха, рано или поздно перестают уважать. Зрители должны быть готовы к диалогу. Нет людей просто пошлых, темных, необразованных или нечутких. Все люди чуткие, за каждым страшно тяжелая, своя, интересная биография, и к любому можно пробиться. И только этим и стоит заниматься. Иначе тогда зачем это все?


Автор: Сергей Гусев









Спасибо за заказ

Ваш заказ принят в обработку. 

Мы свяжемся с вами в ближайшее время.

Страсть, гордыня и похоть. 
Тульский театр драмы показал свою версию истории об отце Сергии
Тульский академический театр драмы показал премьеру исповедальной повести Толстого «Отец Сергий».

История конфликта человеческого духа и плоти была опубликована только через год после смерти писателя. Уже тогда она вызвала немалые споры. Да и сейчас терзания старца, не справившегося со своими пороками, выглядят очень противоречивыми, а потому актуальными. На примере чужой судьбы можно попытаться понять, что не так в тебе самом.


Это хорошо, что у нашего театра имени Максима Горького в последнее время большой интерес к Толстому. И к его прозе, и к личности. На малой сцене идет сейчас спектакль о последнем годе жизни писателя «Толстого нет», в котором о великом мыслителе из Ясной Поляны много говорят, но на сцене он не появляется. Теперь же – Толстой есть. «Отец Сергий» – это, собственно, повествование именно о Толстом. Трудно разобраться, где тут главный герой князь Касатский, а где сам Лев Николаевич, разговаривающий с собой о вечном. Они, кстати, Толстой с Горьким, «Отца Сергия» обсуждали. Правда, Толстой скрытую от посторонних глаз повесть не читал, а пересказывал. Горький все равно был впечатлен, как и мы сейчас.


У спектакля «Отец Сергий» на тульской сцене непростая судьба. Его готовил к постановке художественной руководитель театра Дмитрий Краснов. После скоропостижного ухода Дмитрия Алексеевича из жизни продолжить работу было предложено режиссеру Алексею Доронину, поставившего к тому времени в Туле спектакль «Забыть Герострата».


Соответственно, и премьера перенеслась практически на полгода. Новому постановщику надо было найти свой подход к этой повести.
История Толстого о грешнике, душу которого разрывают страсть и похоть, вроде бы не очень-то соотносится с нынешними нравами. Ну кто теперь побежит от мира, узнав, что его невеста прежде была любовницей другого человека.


Однако магия Толстого, с его стремлением к опрощению, как раз в том, что он говорит о человеческой натуре, которая не прячется за все эти современные прибамбасы – мобильники, соцсети, телевидение.
Искать ответы на вечные вопросы не в интернете, а в самом себе. Ну да, мы не уединяемся в монашеских кельях, но можем все так же обидеться на весь белый свет и находить спасение не в молитвах, а в комментах под чем угодно, не находя сил попытаться вернуться к прежней жизни.


Гордыня князя Степана Касатского приводит его в монашескую келью. Гордыня современных касатских заставляет снимать фильмы об отлученном от церкви отце Сергие, который борется с нечистью. Как будто других имен нет. Натура человеческая не изменилась, она все так же ищет удобную келью, где можно жить, упиваясь собственными мыслями, страстями и терзаниями.
У героя Толстого нравственно возвыситься, как он мечтал, не получилось. Бога нет, не зря в оформлении сцены задействованы иконы без образов святых, вместо них – пустота. Но и окружающему миру нет никакого дела до того, о чем думает старец. Интерес скорее потребительский – попытаться совратить, чтобы выиграть спор, похвастаться знакомством, увидеть чудо исцеления. Что-то пошло не так. Пообщавшись с подругой детства Пашенькой, которая стала уже Прасковьей Михайловной, Сергий понимает, что именно.

Вдовая и бедная Пашенька, в своей не очень счастливой действительности с неудачно вышедшей замуж дочерью и внуками, живет для Бога, а думает, что живет для людей. У него же вышло наоборот. Как теперь вымолить прощение, если Бога в тебе нет, а жизнь прожита?


Постановщик спектакля Алексей Доронин говорил, что его задачей было показать путь человека, который признает в себе свою слабость. Но, конечно, это прежде всего история не отца Сергия, а самого Толстого. Не зря через весь спектакль красной нитью проходит легенда о зеленой палочке, найдя которую можно сделать счастливыми всех людей на Земле. Очевиднее посыла не к отцу Сергию, а к самому Толстому, искавшему в детстве зеленую палочку вместе с братом Николенькой, не придумать.


Ну и, конечно, об этом говорит узнаваемый всеми образ отца Сергия в исполнении заслуженного артиста России Виктора Ананьина. Все та же окладистая борода, все тот же простой крестьянский тулуп, которые мы знаем по старым фотографиям.


– Это на самом деле и есть путь Толстого, – считает Алексей Доронин. – К нему в Ясную Поляну ходило столько же людей, как в Оптину пустынь или к монаху-отшельнику. Поэтому, думаю, он испытывал схожие чувства, что и герой его повести. То, что он писал, по сути, для себя, люди приняли за вероучение. Гордыня – это его грех, похоть – тоже. Он был очень темпераментным человеком, судя по его взглядам и по большой семье. Просто он еще и рубил по себе так, как никто.


Новый спектакль, с яркими и красивыми костюмами художника по костюмам Елены Погожевой, интересным оформлением сцены художника-постановщика Ирины Блохиной получился очень цельным. Задействована в нем большая часть труппы, и это тоже здорово – всегда хорошо, придя в театр, увидеть на сцене любимого артиста. Алексей Доронин рассказал также, что ему было легко работать над спектаклем, потому что он уже был знаком с труппой, и некоторые роли писались под конкретных артистов.
В наше нечитающее время «Отец Сергий» – это уникальная возможность не только познакомиться с мыслями и страстями Толстого, но и поговорить напрямую с этим мудрым человеком, которому есть что сказать сегодняшним людям, даже через целое столетие.


«Ощущение, что из меня вынули душу»

Сразу после премьеры мы пообщались с Виктором Ананьиным, исполнителем одной из главный ролей – отца Сергия.


– Виктор Васильевич, зал сегодня очень хорошо принимал спектакль, сопереживал происходящее как никогда. Вы это чувствовали?


– Зал был замечательный, да. Очень надеюсь, что на этот спектакль будет ходить не только премьерная публика.


– Как вам работалось над ролью? Все-таки это не просто отец Сергий, фактически Толстой. У вас и образ на сцене самого Толстого.


– Я прочитал все его последние произведения – «Отца Сергия», «Крейцерову сонату», «Грех». Мне казалось, что в повести «Отец Сергий» нет какой-то развязки. Толстой же его просто отослал куда-то в Сибирь. Такое ощущение, что он ему просто надоел. В нашем варианте, мне кажется, есть очень хороший финал. Но вообще, конечно, это был материал, которого я боялся как огня, со страшной силой. При своем опыте, при том, что очень много лет на сцене.


– Чувствовали ответственность?


– Тут дело даже не в ответственности. Хотя, конечно, всегда есть ответственность перед зрителями. Когда что-то такое большое делаешь, хочется, чтобы это было максимально честно. Поэтому здесь скорее ответственность перед самим собой.


– Толстой вообще ваш автор?


– За свою актерскую карьеру с Толстым сталкивался всего дважды. Впервые это было в Ставрополе. В спектакле «Анна Каренина» я играл Каренина. А вот с таким глубоким философским материалом, конечно, встречаюсь первый раз.


– Было интересно?


– Очень интересно и удивительно. Такое ощущение, что кто-то душу из меня вытащил, а мне волей-неволей за этой душой надо теперь идти.


– Вы на сцене сосуществовали вместе с молодым князем Касатским, которого играл Антон Балабаев. Чувствовали себя единым целым? Ведь это один и тот же человек, только в разные периоды жизни.


– Мы старались быть единым целым. Я чувствовал то, что делает партнер. По тому, как он живет на сцене, как существует, общается, переживает я просто вынужден был, даже обязан, как ведомый соответствовать тому, что он делает. И я старался.


– Насколько эмоционально тяжело даются такие роли, когда из тебя вынимают душу?


– Есть определенная тяжесть. Но, вы знаете, если тебе не тяжело, ты не актер. Если ты не отдаешься, не выкладываешь все, что в тебе есть, смысла нет выходить на сцену.


– В спектакле рефреном звучит фраза, что если вы не чувствуете себя счастливым, значит в какой-то момент у вас что-то пошло не так. А что для вас значит счастье?


– Боюсь быть банальным, для меня счастье – это когда то, чем ты занимаешься в жизни, доставляет тебе радость и удовольствие.


Автор: Сергей Гусев
Фотограф: Алексей Пирязев