Автор: Вячеслав Смирнов
«Блажь» - едва ли не первая пьеса Петра Невежина, к тому же написанная совместно с самим Александром Островским, начавшим свой творческий путь почти на 35 лет раньше. Есть соблазн озвучить мысль, что о творчестве Невежина в наши дни вспоминают исключительно из-за соседства с именем Островского. Соавтор пережил мэтра на 33 года, наибольшей популярностью в то время пользовались его комедии, написанные уже после кончины именитого редактора его произведений. При составлении библиографии или программки к спектаклю фамилию Невежина надо бы ставить на первое место. Но если бы не участие знаменитого драматурга, то публикацию и постановки пришлось бы ждать нескоро. Один из мотивов пьесы возмутил цензуру: преступление матери, забывающей ради страсти к любовнику о своем материнском долге. Дети, то есть две сестры, не были детьми в общепринятом понимании, а являлись вполне себе половозрелыми барышнями на выданье. Их мать уже в самом начале пьесы, в списке действующих лиц, напрямую обозначена как пожилая женщина. Какая страсть? Что за блажь?! Чтобы история выглядела не настолько безнравственной, Александр Островский сделал главную героиню старшей сестрой в семействе, но при этом – крестной матерью младших сестер. И, поскольку они по ходу всего повествования называют свою крестную мамой – зритель не считывает эту тонкость. Тем не менее, нехитрая манипуляция позволила обойти цензурный запрет. Тут черт ногу сломит.
Режиссер Алексей Доронин за короткий период ставит в Тольятти уже третий по счету спектакль. Год назад в Молодежном драматическом театре состоялась премьера спектакля «Соло на два голоса» по пьесе Александра Игнашова. Там же в сентябре нынешнего года – премьера спектакля «Гранатовый браслет» по произведениям Александра Куприна. И вот теперь в драматическом театре «Колесо» - «Блажь» давнего тандема Островский/Невежин. Пьесу с придыханием именуют малоизвестной, забытой. По мне так – время верно расставляет все на свои места: раз уж произведение покрылось пылью – на то были причины. Есть условное словосочетание «актуальная классика»: когда давно созданное произведение созвучно сегодняшнему дню, злободневно. А если не созвучно? И все равно – есть же любители просмотра материалов под грифом «Из собрания Госфильмофонда». Нужно ли ставить «Блажь» в наши дни? Нет. Интересный ли получился спектакль? Да.
Я в первую очередь порадовался за подбор актеров на роли в спектакле. Я не считаю постановку исключительной и не называю остальных актеров театра менее значимыми. Просто констатирую, что данный актерский ансамбль – на редкость хорош. Тут есть актеры, десять лет назад навсегда покинувшие данный театр, но по изменению обстоятельств вернувшиеся вновь. Есть актеры, расставшиеся с театром чуть позже – но теперь я снова вижу их на сцене. Есть актеры, состоящие в труппе уже несколько лет, но из-за вводов в старые и теперь уже списанные спектакли, а также из-за участия во вторых составах – незаметные в театре. Есть актеры, непрерывно служащие в театре свыше десятилетия. И есть актеры, дебютировавшие на сцене «Колеса» в премьерной постановке. Под «актерами» я подразумеваю и актрис, конечно.
Главная героиня, вдова-помещица Серафима Давыдовна Сарытова (Елена Радионова), «в свои-то годы!» одержима молодым управляющим ее имением Степаном Баркаловым (Егор Дроздов). Казалось бы, героиня – владелица имения, хозяйка, работодатель. Но нет – в ней и зависимость, и заискивание, и боязнь потерять «тело младое, незнакомое». Страсть разрушает ее, ссорит с близкими, приводит в упадок хозяйство. Тем удивительна в финале легкость возвращения в лоно семьи. К тому же – пора заканчивать спектакль и делать назидательные выводы.
Утешитель вдовы – ее управляющий имением, молодой человек Степан Григорьевич Баркалов (Егор Дроздов). Малолюдная глушь, скука – тут на осинку да на березку полезешь, не помня себя. По идее, перед нами отрицательный персонаж, но на каком-то этапе начинаешь испытывать к нему симпатию. Действительно: а что не так-то? Постепенно вырисовывается образ не жулика, а, пожалуй, манипулятора. Герой становится главным действующим лицом, поскольку вся история и специфика взаимоотношений персонажей крутится вокруг него. Тихий поначалу, впоследствии огрызающийся – вот он уже и голос может поднять на человека, и назвать его нелицеприятно, и даже грубо оттолкнуть. В том числе и за это любила хлыща немолодая помещица. Да чего там – за все проявления она его любила.
Ольга (Юлия Киреева) и Настя (Екатерина Баушева) – крестные дочери (?), младшие сестры (?) главной героини. Выше я писал, что зритель без сомнений воспринимает их как родных дочерей. Ну да по смыслу так оно и есть. Мать ли их, или их старшая сестра, называйте как хотите, в силу возраста и определенной недееспособности постепенно отходит от дел, и Ольга с Настей – вроде бы хозяйки имения. Но с таким управляющим не забалуешь, власть свою особо не проявишь. Тут же услышал мнение, что актрисы, исполняющие роли барышень на выданье, могли бы быть и помоложе. Но с высоты моего возраста – вообще все отлично: будь я персонажем пьесы, я бы пребывал в растерянности – кому же из сестер отдать предпочтение? Не считая старшую сестру/мать, конечно.
Богатый помещик Семен Гаврилыч Бондырев (Сергей Максимов) и его пожилая жена Прасковья Антоновна (Елизавета Фарапонова-Двинская), тетя главной героини – тоже по сюжету могут претендовать на роли главных действующих лиц. Поскольку в той или иной степени им удается развязать запутавшийся клубок проблем. Персонаж Фарапоновой-Двинской выглядит человеком, контролирующим ситуацию, витающим над схваткой. Управляющий не зря называет ее и бульдогом, и фельдфебелем – для оппонента эпитетов не жаль. Спектакль вообще отмечен хорошими ролями, но эта роль… сейчас подберу эпитет… опора спектакля.
Муж «фельдфебеля», Семен Гаврилыч – вроде комичный безобидный старик, засыпающий в беседке после всякого приема пищи, подкаблучник и примитивный человек. Но и он оказывается непрост: вот увидите, еще проявит характер и примет решение, однозначно являющееся даже не выходом, а спасением из ситуации.
Рад возвращению на сцену Людмилы Мурневой: кажется, за последние 9-10 лет она вообще не служила ни в одном театре. Кто-то посетует: годы бегут. А кто-то порадуется: те же годы добавляют фактуры, выразительности, которые не изобразишь актерскими приемами. В спектакле Мурнева играет уездную сваху и комиссионера, переносчицу вестей и попрошайку Гурьевну. Сложившееся было амплуа стремительно разрушается, когда в одном из эпизодов (на самом деле – для внимательного зрителя не в одном) героиня вдруг показывает, что ого-го, есть еще порох в пороховницах!
Есть еще Митрофан (Роман Касатьев), воспитанник Гурьевны. В спектакле воспринимается, как ее сын. Но тут смысловой разницы никакой – нежели, к примеру, между матерью и сестрой. От лица персонажа можно было бы пробурчать под нос песенку более позднего периода: «Все равно – Тамара или Вера. // Катерина – тоже все равно». Но Митрофана нельзя назвать неразборчивым в связях, нет. Скорее, его гипертрофированное расположение к поместным барышням – это проявление жизнелюбия, эдакий оптимизм, который проявляется именно таким образом.
Наконец, звезда будущих характерных ролей – Ирина Мамина, исполнительница роли Марьи, горничной в доме главной героини. Актриса – крупная, заметная, чрезмерно яркая. Соответственно, всякий раз появление ее героини в том или ином эпизоде – не проход статиста второго плана, а центр внимания, центр притяжения. Для актрисы это первая роль на сцене театра «Колесо». Тот редкий момент, когда появление нового лица не вызывало раздражения, как в случае с актерами без бэкграунда, о которых ничего нельзя сказать по первой увиденной роли.
Вот только жаль очень богатого молодого человека, соседа главной героини Лизгунова (Андрей Бубнов). Понятно, по сюжету он должен быть мерзким, отталкивающим. Но сила обаяния актера такова, что герой, которого он играет, едва ли не сразу начинает вызывать не только сочувствие, но и симпатию зрителей. Вообще, в спектакле легко меняются минус на плюс. И зритель не испытывает от этого дискомфорта, поскольку даже на несимпатичных героев готов взглянуть благосклонно.
Название спектакля, обозначающее определенное проявление человеческой натуры, можно применить не только в отношении помещицы Серафимы Сарытовой. Неожиданно оказывается, что и другие персонажи не чужды страстям, блажи. Вот только им пока скучать, как главной героине, некогда. Но чуть ослабевают вожжи общественного мнения – и люди с легкостью сбрасывают маски, показывая свою сущность. Оттого на их фоне запоздалая приязнь Сарытовой уже не кажется чем-то из ряда вон выходящим.
Есть мем на основе известной картинки, иллюстрирующей происхождение человека – когда крайний справа кроманьонец разворачивается к своим предшественникам и восклицает: «Хватит ходить за мной!» Так и в спектакле актер Антон Иванов в образе Александра Островского без единой реплики перемежает сцены – персонажи ритмично и плавно следуют за ним, а он озирается на них с укоризной: дескать, ну хватит уже, отстаньте! Есть подозрение, что этот прием и этот персонаж со временем исчезнут из спектакля. Поскольку они не влияют на содержательную сторону постановки. Да и суммарный хронометраж подобных эпизодов – от силы минут семь. Островский не выпускает из рук гигантский фолиант, на обложке которого зритель даже в последнем ряду сможет прочесть название пьесы и фамилию лишь одного соавтора произведения. Вы без труда догадались – какого. Но если вы найдете в интернете портрет Петра Невежина – сходство персонажа на сцене с реальным Островским покажется вам неочевидным.
P.S.: Отзывы дворянско-буржуазной критики о пьесе были отрицательные, авторов обвиняли в слишком мрачном изображении действительности. Вскоре пьеса была снята с репертуара императорских театров и никогда не возобновлялась. По словам Невежина, «Блажь» удержалась в репертуаре провинциальных театров до революции 1917 года, но ставилась редко.
